Трофеи после боя – это святое дело – так давно уже считал Кассиус. Так что, собрав найденные деньги и пару действительно хороших ножей, юноша зашел в комнату с единственным оставшимся в живых обитателем. Густое винное амбре, волнами расходившееся от храпящего тела, не давало усомниться в том, что сон его крепок и спокоен. И, пожалуй, если не будить активно, продлится еще очень долго.

Кассиус взял со стола рядом с кроватью кувшин с водой. И вылил на голову спящему.

– А! Что… кто посмел… – пробормотал мужчина, пытаясь проснуться и прийти в себя.

Кассиус пока ничего не отвечал, только смотрел в его лицо. Это лицо он хорошо запомнил и часто вспоминал, хоть и видел всего раз в жизни. Сейчас это был низкий, худой мужчина с торчащей, мокрой шевелюрой и всклокоченными бакендбардами. Кассиус помнил, как смотрел когда-то на него один из судей Императорского суда. Гордо, надменно. Сейчас, конечно, взгляд совсем другой – испуганный, растерянный. Но лицо то же.

– Охра… – попытался было закричать мужчина, но тяжелая оплеуха швырнула его обратно на кровать.

– Не люблю, когда кричат рядом со мной. Охрану тоже звать бесполезно – я ее уже всю перебил. В живых остался только ты. Пока что… – равнодушно пояснил Кассиус.

– Да ты знаешь, кто я? Я – Мартиан Фульвий, судья…

– …Императорского суда, – перебил его Кассиус. – Знаю, я помню тебя, ублюдок. А помнишь ли ты меня, когда приговорил моего отца к казни, а меня к ссылке в Белую Крепость?

Мужчина, охнув, всматривался во тьму комнаты и едва различимый силуэт юноши, с отчетливо светящимися золотом глазами. Держась за ноющую, начинающую опухать щеку.

– Корто… – обреченно прошептал он.

– Верно.

Акулья улыбка медленно выползала на лицо Кассиуса. Если бы судья мог нормально видеть во тьме… От симпатичного красавца-юноши, легко покорившего сердце танцовщицы Весты, не осталось ничего. Сейчас перед растерянным мужчиной стоял посланец самого Плутона, владыки мертвых.

– Послушай, я не виноват. Меня заставили, – жарко зашептал мужчина, обливаясь потом.

Новый удар добавил симметрии лицу. Теперь опухать начала и вторая щека.

– Говорить нужно было тогда, на суде. Помнишь, как ты пафосно вместе с остальными судьями призывал богиню Фидес в свидетели, как вы «честно и беспристрастно» будете судить? А сейчас оказывается, тебя заставили… ну надо же… Я жду от тебя имена твоих дружков-подельников, где их можно найти.

– Но где гарантии, что ты меня не убьешь после этого? – снова попытался гнуть свою линию мужчина.

Тонкий свист металла, влажный хруст. Судья не может произнести ни слова, тихо воя от боли. И равнодушный голос Кассиуса:

– Нет никакой гарантии. Я тебя все равно убью. Но тогда не буду пытать перед смертью. Выбирай. Но не думай долго – у меня нет времени ждать.

– Хорошо. Я скажу… – послышался прерывающийся голос мужчины. Привыкший повелевать и приказывать, равнодушный к боли окружающих, сам он никогда не испытывал ее, поэтому быстро сломался.

Через полчаса Кассиус отправился обратно, а в особняке остывало тело судьи Императорского суда. Первого из пяти.

Тихо пробравшись в свою палатку, юноша улегся спать. Но сон не шел. Слишком уж Кассиус был взбудоражен случившимся. Поворочавшись несколько часов и плюнув на сон, чародей засел за тренировку на развитие Дара. Он решил, что нечего попусту тратить время – силы много не бывает.

С рассветом вышел заниматься на улицу, как и каждый день до этого. Артисты от него не отставали – отпуск закончился. Впереди ежедневные выступления…

В городской ратуше утро началось вовсе не так мирно и спокойно. Управляющий Нумансией, позевывая, собирался выпить утреннюю кружечку отвара с нежнейшими крендельками. Откусив любимое лакомство, он, зажмурившись, сделал самый первый, самый вкусный глоток. И этот момент выбрал один из стражников, чтобы прорваться мимо секретаря и вломиться прямо в кабинет.

– Беда! Беда, господин управляющий! Судью убили!

Непроглоченные остатки выпечки вперемешку с отваром и слюной оросили стража, стол и лежащие на нем документы. С трудом прокашлявшись, управляющий смог выдавить из себя только:

– Как убили?

– Не могу знать, господин управляющий. Мечом, наверное, прирезали. Или, может, ножом большим. Но на саблю или палаш вроде не похоже…

– Заткнись, идиот! Я спрашиваю, как убили! Как его могли убить, его же целый отряд охранял! Да я им свой особняк запасной выделил и слуг всех убрал, чтобы он чувствовал себя в безопасности, только со своими вояками!

– Так это… господин управляющий, их тоже… того, убили. Всех, до одного.

Зарычав, как дикий зверь, и покраснев, чиновник, под управлением которого был целый город, от отчаяния начал выдирать на себе волосы. Да с него, с него первого император спустит шкуру за то, что недоглядел!

Увидев такое, стражник попытался сравняться цветом с побелкой на потолке и резво сбежал из кабинета начальства. Кто в этом виноват – неясно, а попасть под горячую руку может тот, кто рядом.

В это же время Кассиус, основательно позанимавшись и перекусив, слушал очередную лекцию Тоды:

– …так, что дальше – «горожанин обыкновенный». Очень разнообразная персона, зависит от происхождения или от рода деятельности. Во-первых, это сословие. Это уже полностью свободные люди, в отличие от крестьян. По крайней мере, они в этом свято уверены, ха! Предвзято, с пренебрежением относятся к крестьянам. Конечно, они об этом вряд ли скажут напрямую, но покажут. Думают, что равны воинам и низшим чиновникам. Заискивают перед стражей, чиновниками высокого ранга и, конечно, аристократами.

– Подожди, у меня вопрос не по этой теме. Еще вчера хотел спросить, вот вспомнил. Как можно остаться незаметным среди людей? Тех же воров редко замечают, пока не обнаружат, что что-то стащили…

– Да уж, это правда. Но ответ ты бы и сам мог сообразить. Но дам подсказку – внимание.

– Отвлечь внимание чем-то другим? Или кем-то?

Тода грустно вздохнул:

– Нет, не то. Совсем не то. Хоть воры частенько так работают. Если нужно быть незаметным – значит, не нужно привлекать внимание. Невидимым же не станешь, верно? Тут ты либо абсолютно одинаково с остальными выглядишь и ведешь себя и двигаешься, чтобы тебя даже не вспомнили через минуту. Но это сложно, хотя и возможно. Либо наоборот, выглядишь максимально неприятно, противно или неинтересно для окружающих, чтобы они сами не хотели обращать на тебя внимание. Так выглядит, например, вонючий и замызганный попрошайка на площади. Станешь ты на него обращать внимание, заговоришь с ним? Нет, скорей всего поморщишься и отойдешь подальше. И забудешь тут же, как только отвернешься. Или крестьянин на телеге с сеном, проезжая мимо аристократа. Будет обращать внимание богатый сноб на какого-то голодранца на кривой телеге, который тащит мимо сено? Да зачем ему это надо?